Те же, кто был за городом, храбро овладели городскими укреплениями и оказали мужественное сопротивление врагу. Там тогда был смертельно ранен врагами славный юноша Гизельберт, брат королевы, крайне опечалив этим своих товарищей. За него отомстил Вольфрам, вассал короля; ворвавшись в середину войска, он разрубил одного из них через шлем до горла и безопасно [отступил]. Так суровые ночные бои сменили покой. Некоторые враги, силой взятые нашими в плен, живыми были представлены королю. Между тем дворец, где защищались немцы, рухнул, подожженный лангобардами; это заставило их сражаться еще более рьяно, ибо они теперь не имели иной надежды. Между тем аламанны вместе с франками и лотарингцами, узнав наконец об этом несчастье, взломав стены, вошли [в город] и настолько стеснили горожан, что ни один из них не смел высунуться из стен своих домов; стоя на крышах домов, они вредили нашим, бросая в них дротики, но вскоре погибли в начавшемся пожаре. Трудно и сказать, какая резня была там учинена различными способами. Итак, воины короля, одержав победу, беспрепятственно начали грабить убитых. Это жалостное зрелище побудило короля к милосердию, и он велел щадить тех, кто остался в живых; отправившись к замку св. Петра, он милостиво даровал прощение тем врагам, кто смиренно просил об этом. Тогда те, кто еще отсутствовал, узнав о победе короля, или пришли сами, чтобы избежать подобной [участи], или прислали заложников, обещав ему верность, помощь и должную покорность.
Итак, укротив смуту в Павии, король прибыл в Понтелунго и принял присягу у оставшихся лангобардов. Итак, проведя там со всеми совещание и мудро уладив важнейшие дела, он отправился в Милан; вскоре вернувшись на поля названного Понтелунго, он успокоил народ, сетующий по поводу его внезапного ухода, обещанием быстрого возвращения и многими другими утешениями. Последующий праздник Троицы он отпраздновал в месте под названием Грумо; отправившись затем в Тоскану, он принял в число своих слуг вышедших ему навстречу [тусков]. Затем, спеша вернуться на родину, он поручил управление землями Аламаннии, которые недавно лишились своего герцога Германа, несовершеннолетнему сыну последнего. Затем, вступив в Страсбург, в Эльзасе, он отпраздновал там рождество достопочтенного Предтечи Христова. В канун его дом, в котором король давал народу правосудие, внезапно рухнул, придавив одного лишь священника, который жил с некоей отлученной женщиной.
Итак, король, уйдя из Страсбурга, смиренно пришел в Майнц, к алтарю св. епископа Мартина и почтительно справил там праздник апостолов Петра и Павла. После этого, держа путь через Франконию, он вернулся в Саксонию и ради обуздания свирепости дерзкого славянина Болеслава объявил в середине августа поход против него. Итак, в назначенное время в Мерзебурге войско было собрано и тайно двинулось на врага. Ибо, делая вид, будто идут в Польшу, в Борице и Нейсене были собраны корабли, чтобы те из наших, чья верность была сомнительна, не открыли врагу [план] его окружения. К Болеславу между тем пришел как-то один из наших, а именно капеллан его епископа Рейнберна, и рассказал о прибытии нашего войска; услышав это, тот просил его повторить сказанное. Когда тот повторил свои слова, тиран ответил: «Если бы они прыгали, как лягушки, то смогли бы прийти сюда». Между тем сильные ливни весьма затруднили переход войска через реки, но быстрее, чем кто-либо мог предположить, король прибыл в Чехию. Рычащий лев, бьющий хвостом, стремясь помешать его приходу, укрепил стрелками некую гору в лесу под названием Эрцгебирге, совершенно закрыв этим всякий проход [в страну]. Король же, узнав об этом, тайно отправил вперед отборных, закованных в латы рыцарей, которые, атаковав врага на крутой дороге, подготовили следующим за ними легкий путь.
Королю помогло также присутствие в его свите изгнанного Яромира, желанный приход которого привлек к нему чешские отряды. По их совету и призыву королю был открыт проход и добровольно передан некий замок при самом входе в эту страну. Король же, несколько замедлив путь по причине до сих пор не прибывших баваров, подошел к городу под названием Жатец и узнал, что горожане, тут же открывшие ему ворота, перебили расположившихся там в качестве гарнизона поляков. Однако, видя такую резню, король смутился и велел запереть в церкви тех, кто еще остался в живых. Некто заявил также, будто Болеслав убит местными жителями; друзья короля возрадовались в Боге, а продажные сторонники его опечалились. Ибо, перешептываясь друг с другом, они говорили: «Если король когда-нибудь окажется в полной безопасности, то не будет нам от этого добра и будем мы вынуждены терпеть от него много дурного». Из-за этого тлел огонек под пеплом, и очень часто как в этом походе, так и в последующих они предпочитали своему королю врага Болеслава, не ведая, что [Бог-Отец], все видя сверху, спасет с небес своего наместника на земле от их лукавства.
И вот Яромир, отправившись по приказу короля вперед вместе с немецкими рыцарями и примкнувшими к нему местными жителями, чтобы схватить или убить Болеслава, прибыл в Прагу. Но послы продажных людей, опередив его, по порядку рассказали о войске Болеславу, даже не думавшему прежде о такой опасности. Предупрежденный, он тайно приготовился и уже в середине следующей ночи, услышав, как в ближайшем городе под названием Вышеград звон набата призывает горожан к войне, ушел с первым отрядом, бежав на родину. Собеслав, брат Христова мученика епископа Адальберта, преследуя его, был ранен на мосту и умер, доставив врагам великую радость, а своим - несказанную печаль. Яромир, придя на следующий день, дал у ворот города суд и прощение за содеянное народу, просившему об этом, тут же был введен [в город] и с великим ликованием восстановлен в прежнем звании; скинув дешевые одежды, он украсил себя более дорогими. Итак, каждый предоставил ему все, что отнял в качестве добычи у бежавшего или убитого врага. Радуясь этим и многим другим подаркам, он был введен в Вышеград и провозглашен там государем; всем, кто до сих пор стойко поддерживал его, он обещал милость короля и давно заслуженную награду. И вот собралась огромная толпа черни и знатных господ ради обретения милости нового князя, а также в ожидании прихода славного короля. Итак, придя, король Генрих при огромном ликовании духовенства и всего народа был принят епископом Пражским Титдагом и князем Яромиром и введен в церковь св. Георгия. Яромир тут же перед лицом всех собравшихся жителей был награжден королем всеми достоинствами его отца.